В прошлом году Россия отметила десятилетний юбилей со дня создания Донецкой Народной Республики. За эти годы было много и хорошего, и трагичного. О Донбассе, его потерях и достижениях поговорили с Главой ДНР.
– Денис Владимирович, что стало запалом Русской весны? Почему люди решили расстаться с Украиной?
– Донбасс всегда был русским, частью исторической России. Как и Запорожье, Харьков, Днепропетровск, Херсонская, Луганская, Николаевская и Одесская области.
Так получилось, что после распада СССР Донбасс и другие территории Новороссии против воли людей оказались в составе Украины. Большая часть русского народа оказалась разделенной и подчиненной чуждому ей антирусскому проекту. Эту пружину прозападные правители Украины сжимали более двух десятилетий.
В 2007 году звание «Герой Украины» официально присвоили нацистам Бандере и Шухевичу. В Донбассе это было воспринято как надругательство над памятью героев Великой Отечественной войны.
С каждым годом жители Донбасса всё больше ощущали на себе результаты «ползучей украинизации», когда русским детям начинали преподавать в школе на украинском языке, переводили делопроизводство. Всё это, конечно, вызывало тревогу.
Антиконституционный переворот произошел 22 февраля 2014 года. На следующий день после него Верховная рада Украины лишила русский язык статуса регионального. Все это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения русского Юго-Востока Украины. К власти в Киеве пришли сторонники «евроинтеграции», и в их картине мира Донбассу была уготована участь полностью украинизированного сырьевого придатка.
Забегая вперед, скажу, что события 2 мая в Одессе и 9 мая в Мариуполе 2014 года, когда националисты жгли заживо, расстреливали, давили бронемашинами мирных людей, наглядно показали, что ожидало здесь русских людей. Жизни на коленях мы предпочли борьбу за право быть русскими.
Донбассу выпала доля первому пройти переоценку ценностей, первому из бывшего СССР, первому из постсоветского пространства. Через боль, кровь, потери – но по-другому это, наверное, и не бывает…
– Как начиналась Русская весна в Донбассе?
– Когда начинался «майдан», я работал в Киеве, жил на съемной квартире. Наблюдал, как на въездах в город начали появляться блокпосты с боевиками «Правого сектора» (экстремистская организация, запрещенная в РФ).
В начале у многих еще оставалась надежда, что этот «майдан» ненадолго – помитингуют и разойдутся. Но когда уже у меня под окнами начали кричать «слава Украине», и это было далеко не в центре Киева, решил, что становится не до шуток, что нужен дома, в Донбассе.
Сразу по возвращении начал участвовать в митингах в Донецке. Помню, как первый раз выступил, это было 8 марта. На центральной площади, у памятника Ленину стихийно организовался «антимайдан». Было много знакомых ребят, привез им чая, еды.
И тут знакомые предложили выступить на митинге. Растерялся от неожиданности, да и не готовился совсем. Вышел на сцену, произнес какие-то правильные, хоть, наверное, банальные вещи – про то, что в Киеве цветная революция, власть хотят взять сторонники «европейских ценностей», про позицию Донбасса, про защиту русского языка, нашей веры.
После выступления подходят ребята, и среди них Костя Кузьмин, ставший потом создателем и командиром Шахтерской дивизии (недавно его избрали Председателем Народного Совета Республики). Рассказывает, как обстоят дела. Понимаю, что организационно все хромает. Вместе с Алексеем Муратовым (сейчас возглавляет центральный исполком общественного движения «Донецкая Республика») пытаемся собрать все здоровые политические силы Донбасса – коммунистов, «Русский блок», «альфовцев» Ходаковского – он был кадровым офицером СБУ, перешедшим на сторону Республики, даже анархистов.
Поняли, что без большой политики нам уже не обойтись. Объединяющей всех идеей стал референдум. Все согласились, что только так жители Донбасса смогут выразить свою волю, высказать, как они видят свое будущее.
– Как отреагировали на подготовку к референдуму в Киеве?
– Предсказуемо. Против нас начала работать СБУ. Похитили Павла Губарева, одного из активистов протеста, вывезли в Киев. На площади людей было много, украинские силовики грубо работать не могли, поэтому пытались «размотать» протест по методичке, как боролись с выступлениями шахтеров.
В 90-х они внедряли агентов в массу протестующих и водили толпу из одного конца города в другой. Типа «пойдем тут касками постучим, потом там». С каждыми выходными люди просто уставали, их становилось все меньше и меньше, протест сходил на нет, «заматывался».
Вот так же пытались бороться и с нами: на площади начали появляться провокаторы Рината Ахметова – олигарха, тогда негласного «хозяина Донбасса». Например, договариваемся на митинге идти на «Донбасс-арену», а дальше – к резиденции губернатора Таруты. В ходе шествия провокаторы неожиданно начинают звать людей на ж/д вокзал, перекрывать движение, сбивают с толку, мол, «там нас лучше услышат». Задумка простая: дать повод обвинить нас. Одно дело – выразить протест на площади, и другое – создать проблемы простым людям, перекрыв ж/д сообщение.
Собравшись, люди двинулись к площади у областной администрации. Сейчас она носит имя первого Главы Республики Александра Захарченко. Здание оцепили солдаты внутренних войск. Началось заседание областного Совета.
Через полчаса собравшиеся на площади узнали, что никто ничего не собирается принимать, наоборот, готовятся признать новую киевскую власть и намерены с ней работать.
Стало понятно, что депутаты-предатели уже предрешили судьбу русского Донбасса…
В тот день возмущенные дончане заняли здание областной администрации. Это было ненадолго – хитростью и обманом украинские силовики вынудили их покинуть занятую администрацию.
Неудавшийся штурм 4 марта был нам уроком. Как и прежде, мы продолжили выходить на митинги. Собирались на площади Ленина по выходным – в отличие от участников «майдана», Донбасс в будни работал, митинговать было некогда.
6 апреля должен быть состояться очередной митинг протеста против переворота в Киеве. Не мог даже представить, чем закончится этот день. Утром, выходя из квартиры в Макеевке, не думал, что больше туда не вернусь.
С площади Ленина колонной идем к зданию областной госадминистрации, и тут происходит незапланированное – начинается волнение в толпе. Люди устали от митингов без результатов и требовали действий.
Костя Кузьмин предложил занимать здание и выгнать назначенного Киевом губернатора Таруту. Участники митинга, раздвинув оцепление из солдат внутренних войск, почти без сопротивления вошли в здание. Зашли, расположились. Стали решать, что делать дальше.
– Кто стал автором Декларации о провозглашении ДНР?
– Той ночью решили создать Донецкую Народную Республику. Написали Декларацию о независимости и Акт о провозглашении ДНР. Это был коллективный труд, среди самых активных помню Бориса Литвинова и Кирилла Черкашина.
На следующий день, 7 апреля, уже официально провозгласили Донецкую Народную Республику. Начал работу институт сопредседательства. Считаю это очень важным решением того времени. Коллегиальный орган управления обеспечил успех всей нашей затее. И что важно – спас немало жизней: решения принимали все вместе, украинские спецслужбы не могли выявить лидера, устранять кого-то одного не было смысла.
Сейчас не вспомню, кто первый предложил такую форму. Наверное, это был божий промысел…
– Почему у вас получилось, а в Харькове – нет?
– У всех были большие надежды на Харьковскую Народную Республику. И у нас, и у России. У них было мощное пророссийское движение, на самой большой площади Европы собиралось намного больше людей, чем в Донецке, до ста тысяч человек.
Общался с лидерами харьковского движения, знал их там почти всех лично.
Рассказывал им, как мы все вопросы решаем в Донецке. Но не получилось – украинские спецслужбы смогли внести раскол в их движение. Каждый подозревал, что остальные под контролем СБУ. Они поняли, что ошибались и что зря не сплотились, только когда оказались в соседних камерах…
– Ожидали силового развития событий?
– Относительно тех, кто пришел к власти в Киеве, иллюзий не питали. И не ошиблись –к площади подогнали автобусы с солдатами внутренних войск. Стоят, готовятся.
Мы тоже готовимся – наполняем песком мешки, закладываем окна, закрываем стекла фанерой, складываем штабеля из тротуарной плитки перед зданием.
Валера Скороходов, который сейчас возглавляет фракцию «Единой России» в Народном Совете ДНР, привез шины со своих грузовиков для баррикад. Тогда он перевозками занимался.
Подходит он к одному из автобусов со срочниками, начинает разговор – за дембель, за то, что их послали бить отцов, дедов, матерей, таких же ребят, как они. Просто за то, что люди не хотят жить под нацистами. И так просто не сдадутся, дадут бой.
Солдаты-то срочники, у них дембель на носу, рисковать жизнью по приказу непонятно какой власти не стали. Смотрим – автобусы уезжают. Это было нашей первой маленькой победой. Победой пока еще в сражении, но не в войне.
Через два дня завертелось: в Донецк прилетел Ярёма – турчиновский вице-премьер, тоже из «оранжевых». Пугал штурмом, рассказывал, что в аэропорту высадились более тысячи армейских спецназовцев.
Это были уже не срочники – кадровые подготовленные военные. Если бы они пошли на штурм – возможно, мы бы с вами сейчас не говорили.
Информация подтвердилась – в донецком аэропорту приземлилось 1100 военных. На встрече с нами Ярёма вел себя по-хамски: матом объяснил, что с нами будет, если в течение двух часов не освободим здание администрации.
Мы понимали, что не можем рисковать жизнями тысяч дончан, участвующих в мирном протесте. Вышел к людям на площади и сказал: «Нам дали два часа, потом будет штурм. Спецназ уже здесь. Если кто решит уйти, всех пойму». Думал, собравшиеся начнут расходиться, но вышло ровно наоборот – все начали звонить-писать друзьям, и новые люди потянулись на площадь.
На всю жизнь запомнил, как огромное количество людей, взявшись за руки, окружили кольцом администрацию. Мы пели «Вставай, страна огромная». В районе выключили свет. Стало ясно: до штурма – минуты.
Но военные потребовали письменный приказ на штурм, которого так и не дождались от так называемого руководства постмайданной Украины. И штурм не состоялся…
Как-то Ахметов в очередной раз пригласил нас на переговоры в «Донбасс-палас». Приезжаем – а там Ходорковский с Латыниной, приехали по поручению киевского режима нас от референдума отговаривать.
Объясняем Ходорковскому:
– Вы же в Донбассе ничего не понимаете, у нас свои ценности, свое видение ситуации. Какой-то там европейский путь, всякие нетрадиционные отношения у нас не пройдут.
Ходорковский продолжает:
– Послушайте, ну чего вы так, у меня очень много друзей-геев, – нормальные, хорошие ребята…
Говорю:
– Давайте закончим разговор. У вас много друзей-геев, а у меня ни одного, и никогда не будет. О чем нам разговаривать?
Латынина потом написала, естественно, что мы маргиналы и гомофобы.
– Как удалось подготовить референдум?
– Ринат Ахметов, выступивший на стороне киевского режима, пообещал Киеву сорвать референдум. Уговаривал нас, пытался пугать.
Мы с ним встречались, от диалога не отказывались, но твердо стояли на своем: будет референдум.
Когда стало понятно, что ни слова, ни угрозы не действуют, Ахметов вышел в эфир на своем телеканале: никакой ДНР не бывать! Мол, есть единая Украина, европейские ценности и прочее. И призвал всех, кто разделяет эту позицию, на следующий день собраться на «Донбасс-арене», а в 12 часов автомобилистам нажать на клаксоны.
На следующий день на стадион пришло от силы человек двести. А автомобилей, которые подали сигнал, и того меньше. Притом что только на предприятиях Ахметова в Донбассе работали сотни тысяч людей.
Ахметов все понял и в этот же день улетел. Больше он в Донбасс не вернулся. А мы продолжили готовиться к референдуму.
На ризографе напечатали самые простые бюллетени. Урны использовали разные, где-то сохранились пластиковые, а где-то делали из подручных материалов, картона. Денег не было, все получилось очень скромно. Но мы горели этой идеей, не только мы – вся Республика.
Президент высказал предложение перенести голосование, чтобы было больше времени на подготовку. Но мы понимали, что люди не поймут изменения даты референдума. Голосование было в тот момент самым мощным объединяющим всех фактором. На общем собрании единогласно решили – проведем в срок!
Спускаюсь на площадь к людям. Звенящая тишина. Все знают, по поводу чего мы собирались.
Посмотрел в глаза людей и понимаю, что если бы мы проголосовали за перенос референдума, меня бы волной негодования просто унесло вместе со сценой. Говорю, приняли решение: референдуму быть 11 мая. И площадь взорвалась! Люди ликовали, обнимались!
– Было ли опасение, что референдум сорвется, что люди не пойдут?
– Конечно, многие переживали. Но еще свежи были в памяти события 2 и 9 мая в Одессе и Мариуполе. Люди видели, какие звери пришли к власти. Скорее боялся, что какие-то юридические моменты упустим – не каждый день Республику создаем!
Выдохнул я только утром, когда открылись участки, когда я увидел огромные очереди. Так, как в тот день, в Донбассе ранее не голосовали никогда…
– Что изменилось после референдума?
– Лето 2014 года было самым страшным в жизни каждого жителя Республики. Украина начала полномасштабную военную агрессию против Донбасса под эгидой так называемой «антитеррористической операции» (АТО). Смерть витала в воздухе – нас уничтожали танками, пушками, самолетами.
Знаете, что еще возмущало? Киевская власть, взяв курс на «евроинтеграцию», приводила «просвещенную Европу» как пример демократии и свободы слова. А самые известные мировые СМИ не показывали и малой части того, что происходило на нашей земле. По зарубежным каналам – тишина, как будто нас нет, как будто мы не люди. И это было еще одним свидетельством, что с «европейскими ценностями» нам не по пути.
Летом началась блокада и пришел голод. В магазине уже не спрашивали, какой даты молоко, какой жирности – если есть хоть какое, уже можно жить!
Никогда не забуду стариков, которые садились на лавочку у дома, чтобы не умереть в запертой квартире, чтобы их могли найти и достойно похоронить…
О чем тогда мы мечтали? Абсолютно точно не об айфонах, машинах, каких-то материальных благах… Счастьем было проснуться утром самому, отзвониться родным, близким, друзьям и узнать, что все живы.
Люди, которые приезжают к нам, удивляются, почему мы всегда обнимаемся при встрече. Мы просто не знаем, встретимся ли в следующий раз. Война забрала и продолжает забирать многих друзей и близких, к этому невозможно привыкнуть.
Осознание того, что живешь здесь и сейчас, что завтра у тебя может не быть, пришло с болью утрат. Зачастую не на поле боя, не на передовой, а в результате актов террора. Так были убиты наши Герои – Арсен Павлов (Моторола, батальон «Спарта»), Миша Толстых (Гиви, батальон «Сомали»), многие их тех, благодаря кому выстояла Донецкая Республика.
Смерть Александра Захарченко потрясла нас всех. Александр Владимирович был уважаем и любим всеми в Донбассе, был настоящим народным командиром.
– Когда подул «северный ветер», стало полегче?
– Только в августе 2014 года мы смогли прорвать блокаду украинских нацистов. Появилась возможность завозить в Республику продукты, топливо, средства первой необходимости. Тогда мы начали одерживать первые победы на Луганском направлении, в Краснодоне.
Первые несколько раз ездил за гуманитаркой на границу с Ростовской областью сам. Так было быстрее – меня уже начали узнавать, поэтому не было необходимости в массе документов и согласований. Приехал, забрал и повез в Донбасс.
Потом на каких-то направлениях отодвинули фронт, продолжили освобождать Республику, стало чуть легче. Нас всё так же бомбили, каждый день погибали люди. Но тогда мы смогли прорвать блокаду. Это стало серьезным шагом к победе…
Хотя до исполнения нашей главной мечты было еще долгих восемь лет. Мы жили надеждой на возвращение в Россию…
